Форум » 1572-1574 года » «Выйдешь, и точка!» » Ответить

«Выйдешь, и точка!»

Екатерина Медичи: август 1572 года, Лувр, покои Екатерины де Медичи, ее кабинет

Ответов - 12

Екатерина Медичи: Екатерина де Медичи откинулась на резную спинку кресла с гербами Франции и Флоренции, хлопнула в ладоши, после чего положила прекрасные белые руки на подлокотники. Лицо королевы-матери мгновенно приобрело обыкновенное каменное непроницаемое выражение (действительно, такая поза придавала матери королевских детей торжественный и мрачный вид), и только карие глаза светились небывалой энергией, которая, как показалось бы человеку наивному, уже не могла быть в этой пожилой с виду уставшей женщине. Открылась дверь, вошла дежурная дама. - Ваше Величество что-то желали? - реверанс. - Велите моей дочери, Маргарите, немедленно сюда явиться, - голос был холодный, без интонаций, привыкший отдавать распоряжения и привыкший к немедленному повиновению. Фрейлина исчезла, и королева-мать закрыла глаза, еще раз мысленно подбирая слова для дочери. Разговор предстоял не из простых.

Маргарита Наваррская: Август радовал Париж прекрасной погодой, знойное, палящее солнце обжигало мощеные улицы столицы, радуя жителей его уходящими днями лета. Принцесса Маргарита вдумчиво перечитывала эпиграммы Сенеки. Античные философы всегда занимали её больше, нежели современные рыцарские романы, однако сейчас она была далеко от скорби Автора об утере друга, мысли её были направлены в совсем иное русло. Но и в легкомыслии юную дочь Валуа обвинить нельзя, сами же размышления, то и дело отвлекающие её от сего глубоко чтения, были направлены в сторону Лотарингского дома, а именно – месье де Гиза – первую и самую сильную её любовь. Казалось, что буря давно утихла, ещё с той памятной даты, когда на неё обрушилась вся ярость брата и матери, герцог женился, что не мешало возлюбленным хоть изредка, но встречаться. Сейчас же ей казалось, что вместе с напряжением, что нарастало в воздухе, тем ярче, что день становился жарче, тем встречи их реже, а чувства кажутся не такими, недели два года назад… Это была не ревность, ибо ревновать Маргарита разучилась давно, да и к чему это чувство, больше губящее истинную любовь, чем разжигающее. Жизнь разводила их всё дальше, и пусть, внешне они не всегда хранили верность друг другу, но всё же тонкая, нерушимая связь существовала меж ними. Сейчас же, упорное предчувствие беды отравляло все иные мысли. А Жемчужину Валуа предчувствия никогда не обманывали. Без интересна обратив взгляд на расшитый золотом узор на кожаных перчатках, Её Высочество глубоко вздохнула. Причудливыми фигурами играли на одеянии принцессы блики, отраженные от венецианского стекла на окнах, разноцветные витражи и солнце, проглядывающее сквозь них, благоволили ей отвлечься от раздумий, тем паче, что день обещает быть прекрасным. Не будь Маргарита истинной дочерью Валуа, если бы позволила себе окончательно предаться одиночеству, забывая про своё врождённое положение в свете и связанные с этим обязательства. И поэтому сейчас, только получив весть от придворной дамы королевы-матери, что та хочет её видеть, следовало непременно отправиться к ней. Выполнив приказание королевы из рода Медичи, быстро добравшись до её покоев, а затем дождавшись, когда фрейлины пропустят её, принцесса склонилась в приветственном реверансе пред матерью. - Мадам, Вы желали видеть меня? - спокойным, ровным тоном спросила Маргарита. Впрочем, справедливости ради стоило отметить, что этот непредвиденный визит, что ней предстояло нанести матери нагонял на неё пока ещё легкие отголоски страха, волнения, что Екатерина всегда внушала младшей дочери.

Екатерина Медичи: Екатерина де Медичи внимательно взглянула на только что вошедшую дочь. Грациозна и величественна. Еще, да, та была безукоризненно одета, вкус у Маргариты всегда был отменным. Возможно, королева-мать, сама являвшаяся в свое время законодательницей мод при французском дворе, и гордилась бы своей прекрасной, начитанной и образованной дочерью, но Медичи не могла простить "этому существу"* единственный, но важный недостаток - страсть к мужчинам. Принцесса не имеет права быть потаскушкой, ее плоть не должна быть впереди ума! Но этой милочке Маргарите придется смириться и выйти замуж за Наварру. Вид застывшей в кресле королевы остался прежним, но новым блеском сверкнули карие итальянские глаза, испытующе. Не предлагая дочери присесть, Екатерина ядовито поинтересовалась своим грубым голосом, обходясь с Маргаритой как с прислугой: - Что, уже рыжий парик?** Почему именно рыжий? В моде ведь белокурые волосы, - глаза сверкали, ожидая реакции стоящей принцессы Валуа. Видимо, они не нашли и намека на протест и негодование, поэтому тут лицо Катрин окончательно приняло слишком уж безмятежное выражение лица, и Ее Величество предложила: - Присаживайся, Марго. Ты знаешь, что мы с королем всегда думали о достойной партии для тебя: сначала принц Беарнский, затем дон Карлос, а два года назад - португальский король Себастьян. Я должна тебе сообщить, mia figlia***, что этот вопрос окончательно решен - ты станешь женой Генриха де Бурбона! * - "это существо" и "мое несчастье" - так называла Екатерина де Медичи свою дочь Маргариту де Валуа ** - я прошу простить эту вольность с описанием Вашего наряда и надеюсь, что это согласовано) *** - моя дочь (ит.)


Маргарита Наваррская: Едва только посмотрев на мать, на её строгий вид, на большие глаза, в которых ярким пламенем горит коварство, на губы, давно застывшие в усмешке, на эту гордую осанку Дианы-охотницы, на знаменитые беломраморные руки - взглянув на это, Маргарита почувствовала, как по ее коже прошелся легкий холодок. Мадам де Медичи всегда, пусть и непроизвольно, внушала принцессе страх и трепет. Марго, такая уверенная и непоколебимая, нередко страшилась разговоров с королевой-матерью, могущество и властность которой заставляли благоговеть, но вместе с тем и ненавидеть её. И это чувство, потаенное, слишком глубокое и недосягаемое, но тем не менее изрядное количество раз дававшее знать о себе, проявлялось в очередной раз.Конечно, принцесса Валуа обладала слишком мягким сердцем и даже при таком отношении, все равно, как бы ни было то протеворечиво, любила мать, любила всю семью, причинившую ей в своё время столько боли. Выслушав едкие слова Её Величества, но предпочтя промолчать, не имея желания затевать очередную ссору с матерью, которая неминуемо могла привести к тяжелой оплеухе со стороны той (слишком уж утомительны были ссоры с Екатериной, даже для принцессы энергия которой порой поражала), присев на небольшое кресло, стоящее подле матери, Маргарита де Валуа напряглась, ведь в последний раз королева-мать вызывала её к себе, готовясь сказать что-то серьёзное, когда хотела выдать её за этого португальца. К чему же приведет этот разговор? - Ты станешь женой Генриха де Бурбона! Не ослышалась ли Маргарита? Генриха де Бурбона? О, право слово! Действительно, сначала король, потом дон Карлос, а теперь и этот деревенщина Бурбон! Интересно, до какой степени дойдет мать, лишь бы лишить её, собственную дочь, возможности стать по-настоящему счастливой, женой того, кого она действительно любит?! - Мадам...уверены ли Вы в своих словах? Вы собираетесь выдать меня за Наваррского? - принцесса, доселе ещё не осознавшая того, что её ждет, сколько бы ни старалась, не могла принять слова матери. - За этого дикаря! Возмущение и ярость тут же одержали верх над меланхоличным спокойствием. Не будь Марго собой, если бы покорилась воле матери. В конце концов, она не своя тихоня-сестра Клод, подчиняющаяся всем и вся. Маргарита готова сражаться и готова на всё, лишь остаться непреклонной, лишь бы не стать женой наваррца, ведь её сердце навеки принадлежит другому, и принцесса не намерена давать кому-либо занять его место, будь он хоть королем всего мира!

Екатерина Медичи: Екатерина де Медичи вновь подняла на дочь глаза, которые тотчас же вспыхнули, видимо, уловив в тоне дочери протест, чего королева-мать никогда ни от кого не терпела - глупая Маргарита, ей ли не знать, что любое желание мадам Катрин все равно всегда осуществится! Бесполезно даже спорить. - Я похожа на человека, который не знает, что говорит? - нет, буря не разразилась, флорентийка лишь поджала губы и выдала эту фразу ледяным тоном, вооружаясь терпением. Она не любила разъяснять что-либо, особенно недоумевала по поводу глупости Маргариты, которая слыла умной девушкой. - Дикарь? Зато принц, а потом... король, - какие-то чувства вновь ожили на этом каменном лице, ибо Медичи коварно улыбнулась, как бы оскалившись. - Ты же помнишь, когда он ездил с нами в путешествие... не такой уж он и дикарь. А потом, по твоему мнению лучше терпеть подле себя ревнивого испанца с его строгим этикетом и его запреты хотя бы обменяться хотя бы парой слов с любым придворным?! Ты не Изабелла, ты завоешь в тоске от этой испанской тюрьмы! Скажи мне спасибо, Маргарита! Ты будешь королевой, действительно ею будешь! Я говорю с тобой как мать, которая намного тебя умнее, опытнее и больше видела, - вообще-то Екатерина не была склонна прислушиваться к желаниям дочери, и эту ее длинную тираду, видимо, повлияла обида - девчонка еще не понимает, как ей повезло, не понимает всей прелести стать женой Наварры! «А все же может оно и к лучшему, что португальские и испанские переговоры провалились... Если бы Марго с помощью своих чар завоевала бы уважение супруга, то ли еще было бы! Если Португалия или Испания под ее предводительством полезет в дела моей страны, не миновать беды!»

Маргарита Наваррская: Пожалуй, действительно глупо было бы отрицать слова матери, относительно испанца, ведь принцесса де Валуа, со своей чувственностью, а главное, уважению к настоящему чувству, а не навязанной тени его и дня бы прожить там не смогла. Но, едва только представив подле себя Наваррского принца, этого зловонного, плохо знакомого с этикетом мужлана (иначе Маргарита и не могла его назвать), который вырос средь пастбищ, лесов и полей, среди деревенских девиц, необразованных простушек... Подле неё... дочери Франции! Представив его рядом с собой, идущего под венец, когда в зале будет находиться герцог, такой красивый, элегантный и галантный, было ужасающим зрелищем для дочери короля. Сейчас Маргарита была готова на всё, лишь бы не соглашаться на это, прекрасно понимая, что не удастся так просто противостоять матери. Повелительный и строгий тон не терпел возражений, а принцесса всё ещё надеялась, прибегнув к любым мыслимым и немыслимым способам, расторгнуть помолвку, случившуюся без её на то согласия. - Я не хочу быть королевой Наварры, этот титул мне противен! - в сердцах выкрикнула Марго, но вскоре осознав, что она сделала, тут же добавила, уже более мягче. - Ваше Величество, но ведь он гугенот, а я - католичка. Что скажет на это Папа? Быть может, Екатерина Медичи и была права, приняв решение заключить этот союз, он мог бы привести страну к миру, но что тут - мир! - когда на чаше весов стоят чувства и счастье Маргариты, а этим она, увы, жертвовать не готова. Ни перед чем.

Екатерина Медичи: Кажется, довод про суровость испанского двора пришелся очень даже к месту. Екатерина устало вздохнула - ей так надоело что-то объяснять людям, тем более что это "что-то" уже давно решено. На все это слишком мало времени! Политика никогда не ждет, и за то время, пока королева-мать разбирает детские капризы Маргариты, можно прочесть до двадцати писем из стопки личной корреспонденции (Медичи так обожала ознакамливаться с донесениями своих шпионов, что взгляд ее то и дело тоскливо переводился с дочери на бумаги, лежащие далеко на столе). - Боже мой, дочь моя, побойся Бога! - то ли серьезно, с долей обиды, то ли наигранно воскликнула флорентийка, и голос ее на мгновение приобрел давнишнюю красоту и певучесть. Не только красота с годами пропадает, но и чудесный магический голос. - Нам всем что-то противно. Ты думаешь, мне не противно каждый божий день видеть испанского посла?! Или переписываться с твоей будущей свекровью Жанной д'Альбре? - Екатерина прочно укрепилась во мнении о том, как принцесса вообще могла считаться при дворе умной дамой. Весь ее хваленый ум сейчас прямо налицо! И это вместо того, чтобы сказать своей матери спасибо за то, что ей не придется уезжать в далекие от Франции земли! А то... и вообще из Франции. Наварра даже отдаленно не напоминает Португалию. «Скольких трудов, - лицемерно подумала Катрин, - потребовалось для того, что заключить этот союз, сохранив и интересы Франции, и мои интересы, и интересы этой бестолочи! И ни слова благодарности! Лучше бы подумала о том, как я покидала Флоренцию, отправляясь в земли Франциска I, чтобы выйти замуж за Генриха, этого слабовольного, но доставившего мне столько горечи отца этой потаскушки! (Хм... Хвала Богу, Марго не пошла своей нерешительностью в отца - наоборот, сейчас она горячо отстаивает свои интересы). Я любила Ипполито! А она? Гиза?!» - Вспомни свою двоюродную бабушку Маргариту, уж та никогда не гнушалась этим титулом! - внезапно на лице государыни появилось что-то человеческое... и мечтательное. Она вспомнила свою юность, вспомнила Франциска I и литературные вечера его сестры... Тут Марго задала вопрос, который и вывел Екатерину из своих воспоминаний. - Папа? Мы не станем даже спрашивать о его мнении! Он примет этот союз, ему придется это сделать, - хитрая улыбка озарила лицо королевы, она подбадривающе улыбнулась. - Возможно и Наварра пойдет на мессу, когда я того захочу, - лицо Катрин вновь ожило, оно вновь стало красивым... только красивым какой-то мрачной, дьявольской красотой.

Маргарита Наваррская: На секунду Маргарите показалось, что в тоне, в словах, в виде матери промелькнуло что-то человеческое, родное; резкость и властность ушла, представляя взгляду французской принцессы женщину, простую женщину. Но это было всего лишь мгновение, быстрое и проходящее, скоро Екатерина Медичи снова стала королевой Франции, такой же хитрой и могущественной. И удивление с замешательством принцессы Валуа сменили прежний гнев. С Маргаритой их никогда не связывали настоящие отношения матери и дочери, было мало искренней любви, хотя Жемчужина Валуа хотела верить, что мать её действительно любит, и теплоты не было. Нечего сказать - настоящая королевская семья. - Тем не менее мне омерзителен этот титул, - с всей неистовостью проговорила Марго, остановив огненный взгляд на матери. "Это не человек, это сама дьяволица, и почему только она - моя мать?" С мнением Маргариты не хотят считаться уже который раз. И ведь королева всё равно сделает всё то, чтобы свадьба состоялась. И Папа, как бы горестно ни было это признавать, не остановит её. Медичи способна идти и вопреки его воле. И снова перед глазами картина, как она, принцесса, под руку с этим крестьянином едет в эту деревню, именуемую Наваррой. И понимая, что судьба её уже решена, являя собой воплощение эгоизма и максимализма, Маргарита де Валуа не хотела принимать, соглашаться с этим, каким бы выгодным ни был этот союз для страны. - Я не выйду за Наварру. Я не своя двоюродная бабка, чтобы мне приносило удовольствие править в этом хлеве. Нет! - всё презрение к принцу Наваррскому, к этому разговору, даже к матери, было в яростном крике Маргариты. В синих глазах плясали черти, прикусив губу со злости, французская принцесса ещё больше выпрямила спину и вытянула и без того длинную шею. Она была горда и упряма, и эти черты характера, с детства привитые чуть ли не самой Екатериной, не позволяли так просто согласиться с матерью, что было, как видимо, не на руку той.

Екатерина Медичи: Маргарита сделала все, чтобы ее мать впала даже не в гнев, а в ярость. - А кто тебя спросит, Марго?! - издевательски выкрикнула Екатерина, озвучив ту мысль, на котором строился весь сегодняшний разговор да и вообще вся дипломатия в отношениях между Францией и Наваррой по поводу этого брака. Ее холодный прожигающий насквозь взгляд - вот оружие против горячности и непокорности принцессы. - Что ты вообще говоришь, дура?! - королева-мать окончательно сорвалась на крик, что было странно слушать, ведь обычно Катрин ограничивается лишь спокойными глухими фразами, и рука ее потянулась в щеке "жемчужины Франции", намереваясь запечатлеть на нежной коже оплеуху, но застыла и опустилась. «Скоро прибудет жених, не хочу, чтоб она маскировала синяк белилами», - подумала флорентийка. Но пощечина была все же идеальным вариантом на пути к смирению дочери, увы, сейчас этот вариант не пройдет. - Ты думала, я отправлю тебя в Наварру, да, ты этого опасалась? Я?! Свою дочь?! В этот хлев, как ты изволила только что выразиться? К Жанне д'Альбре?! А ты не думаешь, что твоя мать печется о твоей судьбе и что, заботясь о тебе, неблагодарная, никуда тебя не отпустит? Наши гости останутся в Лувре... Как и ты. Надолго в Лувре... - уголки губ Екатерины вновь расплылись в улыбке, словно озорно выдавая ту самую мысль, которую королева-мать тайно держит ото всех.

Маргарита Наваррская: Ярость, сравнимая разве что с яростью дикого зверя, громкий, повелительный крик - всего этого было достаточно Маргарите, чтобы лишний раз удостовериться в непоколебимости матери, а страха перед этим гневом... увы, не было. Настолько привычны принцессе были эти итальянские приступы ярости, что даже не страх, а больше нежелание заставило Марго вовремя прикусить язык, дабы не сказать матери лишнего. Конечно, её никто не спросит. Никому не важно мнение французской принцессы. Разве не понятно, что ещё с рождения она стала чуть ли не разменной монетой, что её рука была лишь предметом торга для выгоды государства. Глупая, глупая Маргарита, все ещё наивно надеется стать женой того, когда она любит. И, почти не слушая королеву-мать, она вновь и вновь возвращалась к этой мысли. Её Величество уже было потянулась к щеке Маргариты, но отчего-то передумала, любопытно, почему же? Не хочет, чтобы она лишний раз скрывала синяки от ударов матери за тучей белил или чтобы не спугнуть жениха ужасным видом дочери? Марго лишь ядовито усмехнулась, и не подумав отклониться подальше, спасаясь от удара - пускай бьет, принцессе всё равно. - Да, мадам, Вы-то печетесь о моей судьбе. Вам на меня плевать. А этот брак, который, Вы говорите, так выгоден для Франции, лишь только предлог для чего-то того, что Вы вновь задумали, - принцесса де Валуа поняла, что мать наверняка что-то придумала, для чего иначе ей надо, чтобы непокорная дочь с супругом оставались в Лувре? Тем паче, что Маргарита ни за что не пойдет за Бурбона. - Но я всё равно не выйду за принца! Лучше остаться во Франции не будучи чей-то женой.

Екатерина Медичи: Но когда Маргарита открыла свой прелестный алый ротик и произнесла обвинительную, полную ненависти речь к Медичи, Екатерине стало плохо, у нее заболело сердце - оказывается, дочь ее презирает (что и говорить, наверняка так было и раньше), но теперь она не побоялась высказать все это в открытую! Что может быть хуже для матери... И для безжалостной властной женщины, которая запоминает каждое слово, каждый выпад против нее, чтобы потом обвинитель поплатился за это собственной головой?! Прояви бы смирение, Марго... Но своим протестом она тем самым сама подписала себе приговор, и он свершится. - Замолчи, дура! Послушать тебя - так смешно становится. Какая уверенность, браво, комедиантка! Но ты склонишь свою голову перед алтарем. А сейчас - пошла вон!!! - последнее слово флорентийка, вся красная в ярости, выкрикнула, и наверняка оно громким эхом отозвалось в приемную, где от страха и любопытства умирали фрейлины королевы, прекрасно уяснившие, в отличие от принцессы, главный урок свой госпожи - делать вид, что ничего не заметил и никогда не перечить Екатерине. Медичи было решила бросить что-то тяжелое в спину уходящей Маргариты, но та уже скрылась за дверью*. Тяжело дыша, Катрин откинулась на спинку кресла. Что делать? Но нет, она даже не станет сейчас обращать внимание на глупости девчонки, но запишет это в свою память, но в самое ближайшее же время отомстит со всей жестокостью, когда этот случай выпадет. * - надеюсь, что согласовано)

Маргарита Наваррская: Очевидно было, что в Екатерине Медичи произошла какая-то перемена. Неужели её задели слова Марго? Вряд ли, по крайней мере принцесса в это не верила, эта женщина, её мать, с закостенелым сердцем неспособна на настоящие чувства. - И всё равно я за него не выйду! - вся злость и весь протест, а так же невыносимое желание добить мать окончательно, не дали Маргарите удалиться, не выкрикнув в очередной раз своё решение, которое она, несомненно, и не думала менять. Впрочем, помолчав с секунду, уже спокойнее, даже с некоторой долей покорности добавила, - если Вашему Величеству угодно, чтобы я удалилась, то я исполняю Вашу волю, мадам. И сжав до боли губы, не показывая никому своих эмоций - а их, право, было очень много! - поспешно покинула покои матери. Не поведя и бровью, пройдя сквозь ряды любопытных фрейлин и дам королевы-матери, холодно окинув тех взглядом, она вышла, и едва только вышла, со всей скоростью, на которую только способна, приподняв юбки, дабы не запнуться, побежала к своим покоям. Снова хотелось одиночества. Но теперь не молча страдать, а кричать, рвать и метать, ей необходимо было выплеснуть свою ярость, что она и намеревалась сделать. Но, достигнув наконец своих покоев, освободившись от услуг надоедливых служанок, Маргарита не была способна на большее, чем заплакать. И рухнув на иссиня-черный альков, она зарыдала, впервые за несколько лет. Казалось, весь мир обернулся против принцессы де Валуа. Её лишили возможности встреч с возлюбленным, а теперь хотят выдать замуж. Насколько же осточертело ей всё это. Хотелось кричать, но стены Лувра имеют уши, хотелось проклинать, но чертова репутация, так ведь не должна вести себя принцесса королевской крови. И почему только она не родилась в семье обычных крестьян? По крайней мере тогда Маргарита могла бы выйти замуж по любви, стать по-настоящему счастливой. Проклятая семья! Проклятая корона! О, если б кто-нибудь знал, сколько боли спрятано за её золотом, какой глубины эти раны. Принцесса одновременно любила братьев и сестер, но что-то так же заставляло её ненавидеть их. Проклятый брак! А слёзы всё бежали, и не хотелось даже скрывать их. Уткнувшись в застланную шелком подушку, за неимением лучшего, она продолжала плакать, оставляя со слезами всю свою боль, всю свою силу, всё свое терпение. Это было ей на пользу, быть может только отпустив с водой все эмоции удастся принять правильное решение на радость матери? Какая разница. Эта эфемерная легкость от слез была воистину эфемерна. Быть может завтра, когда силы восстановятся, а разум вновь воцарится над чувствами, Марго сможет всё здраво обдумать, но не сегодня. Ну а сейчас, возведя очи к небу, крепко прижавшись к влажной от набегающих слез подушке, французская принцесса мечтала. О встрече с герцогом, о замужестве с ним, о жизни без забот, такой сказочной, подобно той, про которую в детстве ей не раз рассказывали. Ведь что ещё, кроме фантазий, могла позволить себе Маргарита? Увы, таков удел всех из рода Валуа, и как бы ни хотелось, ничего поделать нельзя. Эпизод завершен



полная версия страницы