Форум » 1572-1574 года » Сердце и долг » Ответить
Сердце и долг
Генрих Анжуйский: первые числа августа 1572 года, Париж, Лувр, покои Екатерины де Медичи
Ответов - 11
Генрих Анжуйский: В начале августа Генрих Анжуйский стал испытывать сильнейшую неприязнь к адмиралу Колиньи, которая в конце этого же славного месяца сыграет свою роковую роль. Старик Гаспар, будучи на стороне братца Карла, уже не внушал никакой симпатии Монсеньору, но в последнее время гугенот стал слишкое многое себе позволять, вмешиваясь не в свои дела. Колиньи, полный отцовской серьезности, вмешался в отношения Карла и Генриха де Валуа, выразил свое изумление тем, что в течение года герцог Анжуйский отверг две короны: польскую после английской. Почему он так упорно не желает покидать Лувр, где неизменно обречен быть вторым? К тому же если вскоре королева Елизавета родит сына, то Анжу может смело попрощаться с короной Франции! Уж не возомнил ли он, что у него есть надежда стать наследником брата двадцати двух лет, который вскоре, даст Бог, станет счастливым отцом?! Именно этих речей Анри не мог простить старику адмиралу, став его заклятым врагом. И вот сейчас все это пока еще наследник престола высказывал своей матери Екатерине де Медичи, с изяществом устроившись на оттоманке и небрежно трогая жемчуга своей обожаемой матушки. - Мерзкий кальвинист! Что он возомнил о себе? Решительно, мадам, воздух Франции действует ему отнюдь не на пользу. А Карлу... Общение с Гаспаром. Что же касается меня... Храни меня Господь и Пресвятая Дева, у меня нет никакого желания отправляться в холодную страну, населенную выпивохами, языка которых я никогда не пойму! Пше-пше-пше, - подразнил Речь Посполиту Месье, надев бусы матери себе на шею. - Я не смогу ни дня прожить без вас, матушка...
Catherine de Medicis: Екатерина Медичи подавила тяжёлый вздох. Она прекрасно понимала, что в нежелании сына покидать Францию кроется вовсе не нежная привязанность к ней, а нечто другое. И это злило королеву-мать. Екатерина никогда не выносила соперничество, особенно когда оно влияло на политику. Корона всегда была на первом месте для королевы-матери. И как бы Екатерина не любила Анжу, она всё-таки не могла позволить ему быть счастливым вразрез своим планам. - Что ж, сын мой, - с деланной лаской произнесла королева-мать, - если вы не хотите ехать в Польшу, то я не буду вас заставлять. Тем более когда в этом отъезде нет необходимости. А что же касается Колиньи, - в холодных глазах Екатерины вспыхнули молнии, - то, уж поверьте мне, этот мерзкий старик не долго будет вам докучать.
Генрих Анжуйский: - Вы-то не будете в силу своей любви ко мне, маман, отсылать меня как можно далеко от Франции, я это знаю, - ответил Анжу, улыбаясь, - а, вот, боюсь, брату Карлу этого не объяснить, но будем надеяться, что он не скоро захочет запрятать меня подальше, будь то Англией или Речью Посполитой. Месье в интересом и даже жаждой оценил следующие слова Катрин де Медичи, прекрасно зная, что королева-мать никогда не говорит ничего понапрасну: - И что насчет мерзкого старика, матушка? Вы что-то придумали? - с флорентийским спокойствием и одновременно шкодливым азартом выяснял Генрих по поврду своего нового врага. - А то с каждым днем Гаспару все больше нравится лезть не в свои дела и давать советы, но он, кажется, забыл, кто наша истинная наставница и верная помощница.
Catherine de Medicis: - Поверьте, сын мой, я никогда не допущу, чтобы Карл насильно вас выслал из Франции, - мягко улыбнулась Екатерина Медичи, - в конце концов, я всегда смогу поговорить с ним и образумить его. Так что можете не беспокоится - вы не покинете пределы нашего славного государства. Королева-мать снова улыбнулась, но на этот раз как-то холодно и даже почти презрительно. Конечно, Генрих не покинет Францию, не покинет, пока ей это нужно. Ведь Екатерина никогда и некому не позволяла идти против своей воли. - А Колиньи, - Медичи на мгновенье замолкла, будто рассуждая, стоит ли посвящать сына в свои планы или нет, - ему недолго осталось раздавать свои гнусные советы. Только подождите, Генрих. Подождите, и вы сами сможете в этом убедиться.
Генрих Анжуйский: Успокоившись, Генрих облегченно вздохнул - во всяком случае, он мог быть уверенным в том, что его любимая матушка никогда не позволит нежно любимому ею сыну покинуть пределы Франции. А что же касается Колиньи... Признаться, герцог Анжуйский был заинтригован, что же такое Катрин де Медичи ему устроит в скором времени. - Я рад, что вы нашли способ от него избавиться, - не скрывая свой взгляд от матери, Анжу с улыбкой обратил свой взор на один из шкафчиков Екатерины, где она, вероятнее всего, хранила свои яды. - Коли моя помощь потребуется... Маман, я всегда готов. Монсеньор замолчал, думая, рассказать ли прямо сейчас королеве-матери самую главную свою новость, признаться ли?... Единственный ребенок, любимый Екатериной де Медичи, которого она берегла, как могла, непозволительно баловала, позволяла ему все на свете, флорентиец-Валуа Генрих не сомневался, что и сейчас он получит то, что хочет. Матушка ведь исполняет все его капризы, что ей, всемогущей, стоит сотворить и эту маленькую вещь?! Разговор стал совершенно личным. - Признаться, - понизив голос и глядя на мать большими черными глаза Медичи, начал месье, - я отказался от престола Речи Посполитой еще по одной причине. Матушка, я влюбился! И это... Мари Клевская, это тихое дитя, так не похожее на мадемуазель Рене, которую вы не так давно мне представили, - Анри замолчал, его рука поползла в мамкину шкатулку с драгоценностями, откуда дофин вытащил еще две жемчужные нити, намереваясь выбрать из них самую лучшую.
Catherine de Medicis: Екатерина ждала, когда Генрих заговорит об этом. Поджав свои тонкие, скрашенные каплей кармина губы, она скорбно и в тоже время нежно взглянула на сына. Вот и пришёл тот день, когда в жизни Анжу появилась та единственная женщина. Женщина, которая возможно попробует занять в сердце Генриха место самой Екатерины. Медичи не могла снести этого ни как ревнивая мать, ни как искусный политик. - Сын мой, - медленно начала Екатерина, с наигранной грустью опуская глаза, - вы же, надеюсь, понимаете, что Мария Клевская хороша лишь в роли любовницы? Увы, настали времена, когда ненельзя уступать сердцу и нужно думать о долге... Я, конечно, понимаю, Генрих, что вы пылко влюблены, но ведь вы ещё и так молоды! Любовь может пройти, а вот наделанные ошибки никуда не исчезнут. Брак с Марией Клевской политически невыгоден, он не принесёт благ ни вам, ни Франции. Да и к тому же, - в холодных глазах королевы-матери сверкнули огоньки потаённого злорадства, - насколько мне известно, Мария - гугенотка...
Генрих Анжуйский: Ах, так, значит... Мари в роли любовницы? Что ж, это, конечно, тоже неплохо, однако понятие «любовница» как-то даже несовместимо с одним лишь упоминанием о принцессе Клевской... Именно со светлой, чистой как ангел, Марией герцог Анжуйский хотел связать всю свою оставшуюся жизнь. И, конечно, мать его не поймет, хотя несмотря на все это Генрих все равно непонимающе уставился на Екатерину, как ребенок, которому отказали в сладости. - Матушка, но вы же хотите мне всего самого лучшего! - Монсеньор мгновенно поднялся и рухнул матери в ноги, обнимая их и целуя ее белоснежные руки. - Вот именно, что все государи несчастливы в браке, ибо не питают нежной привязанности к своей жене! А я бы хотел иметь настоящую семью, зачать наследника с женщиной, которая мне не противна! - В действительности, наследный принц случайно мог напомнить королеве-матери о ее браке с Генрихом II и о Диане де Пуатье. - Вы говорите - гугенотка? Но ведь и Маргарита выходит замуж за гугенота Беарнца! А из Марии будет хорошая католичка, если я того захочу!
Catherine de Medicis: Екатерина Медичи лишь грустно вздохнула. На мгновение в сердце бывшей королевы мелькнуло что-то наподобии жалости, но нет, Екатерина была выше всяких чувств, а особенно когда дело касалось политики. Да и тем более она уже готовила для сына более выгодную партию, чем эта ничем для неё не примечательная Мария Клевская. - О, Генрих, - начала королева-мать, печально глядя на сына, - никакая любовь не вечна, уж поверьте моему слову. Допустим, женитесь вы на Марии Клевской, заведёте семью, а потом эта женщина надоест вам, и что дальше? О, только не твердите, что ваша страсть никогда не пройдёт. Повторяю вам — стрелы Амура ранят метко, но не сильно. Страсть быстро иссякнет, а вот политическое положение останется. Слышите меня, сын мой? Никогда не стоит забывать о долге перед государством.
Генрих Анжуйский: Конечно, все доводы Генриха сталкивались о каменную тираду матери, которая была довольно разумной, то только не для влюбленного принца - Мари ему надоест, прежде всего надо думать о политике и так далее. «Значит, не поможет...» - с горечью вздохнул наследник престола. С грустью поднявшись, он скорбно произнес: - Мне очень жаль, матушка, извините, что отвлек вас, - поклонился и покинул покои Екатерины де Медичи, не сказав более ни слова.
Catherine de Medicis: Екатерина грустно взглянула в след уходящему сыну. С тонких губ старой королевы сорвался тихий вздох. Впервые за долгое время Екатерина Медичи рисковала потерять контроль над Генрихом Анжуйским. Теперь короле-матери нужно было быть как нельзя более внимательной и заботливой по отношению к сыну. Исполнять и даже поощрять любые его капризы, закрывать глаза на ошибки. Да, Екатерина не могла разрешить Генриху женится на Марии Клевской, но и пускать всё на самотёк она тоже не собиралась. Флорентийка просто не могла допустить появления конкурентки. - По крайней мере, у меня ещё остаётся де Шатонеф, - прошептала Екатерина Медичи, по-прежнему глядя на дверь, за который только что скрылся Анжу, - надо сделать так, чтобы Генрих увлёкся ей и забыл про эту Марию Клевскую... Впрочем, думаю, это будет не сложно — юноши в его возрасте так несдержанны и переменчивы, что чуть подует ветерок — и они уже лежат у ног другой барышни. Тихо рассмеявшись, полная надежд Екатерина подошла к окну.
Карл IX де Валуа: Как только король Карл IX узнал о том, что Генрих Анжуйский отказался от короны Польши, сообщив это не кому иному, как матери, то пришел в неописуемую ярость, ведь единственное желание государя всегда было отправить ненавистного брата куда подальше и как можно надолго, если и не навсегда. И если Екатерина де Медичи как всегда заступается за своего «орленка», что ж... И она не помеха, этой спевшейся парочке придется смириться, ведь Карл - король, и ему должны подчиняться. Предвкушая красочный скандал с братом, Шарль вызвал к себе Месье и разговаривал с ним как можно более повелительным тоном. Держа руку на кинжале, он осыпал герцога Анжуйского тысячью проклятий и приказал, чтобы тот принял престол. — Во Франции не может существовать двух королей! Необходимо, чтобы Вы оставили мое королевство в поисках иной короны; что до меня, я в достаточных летах, чтобы править самому! Генрих знал, что на этот раз не получит материнской поддержки. Он подчинился. Монлюк, епископ Баланса, один из первых дипломатов эпохи, немедленно выехал в Краков, чтобы отстаивать его интересы перед Сеймом. Эпизод завершен
полная версия страницы