Форум » 1572-1574 года » Пора новых интриг » Ответить
Пора новых интриг
Провидение: 16 августа 1572 года, Париж, Лувр, бальный зал. Бал в честь прибытия Генриха Наваррского в Париж Первый танец - паванна
Ответов - 20, стр:
1 2 All
Генрих Анжуйский: Генрих вошёл в танцевальную залу и оглядел собравшихся. Публика пестрела всевозможными нарядами, украшениями и драгоценностями. Дамы смеются за бокалом вина, кавалеры улыбаются своим любовницам, тихие беседы в углу, приветствующие взгляды и поклоны. Кажется, всё чинно, спокойно и благополучно. Но если подойти поближе и заглянуть за кулисы, то мы увидим, как сверкнёт кинжал, капля яда упадёт в хрустальный бокал. Ах, милый братец, как же ты беспечен, если думаешь, что все, кто выражает тебе свой восторг, не прячут за спиной кинжал или что-то ещё. Это бал, где сильный съедает слабого, где в почёте власть и сила. Им нужно показать, кто сильнее и кто тут истинный король. Улыбка, статность и уверенность - вот, что они должны видеть. Генрих шёл по залу, улыбаясь и слегка кивая головой в знак приветствия. Кивок головой поучтивее, специально для Рене, мимолётный взгляд Мари (если бы кто знал, как обжигает сердце это секундное соприкосновение взглядами), надо быть сильным и не показывать своей слабости. А вот среди гостей и Катрин де Монпасье, она была бы счастлива любому вниманию со стороны Генриха, но он был абсолютно к ней равнодушен. Хотя это не помешает загадать загадку окружающим, пусть гадают, что означает его внимание к данной особе. Усмехнувшись про себя, он принял решение. Генрих приостановился рядом с Катрин, взглянул в её глаза пронзительным взглядом, взял её руку, поднёс к своим губам и произнёс: - Ваша Светлость, не соблаговолите ли вы оказать милость вашему скромному слуге, согласившись на первый танец? ...
Карл IX де Валуа: День начался недурно. Встреча с вождями гугенотов прошла на столь чистой ноте, что покидали кабинет короля, дружно хохоча, все – и католики, и гугеноты. Обе партии остались взаимно удовлетворены друг другом. Однако многих католиков из тех, кто ранее метил приблизиться к королю, душила ревность. Колиньи и его родственники заполонили Лувр. В это ясное утро Карл особенно благоволил к юному Франсуа де Колиньи: публично назвал его несколько раз «братом», посетовав на то, что ему самому так не хватает отца, тогда как у мальчика он есть. Конечно же, это стало поводом для нового всплеска любезностей и теплых слов, которые и привели к окончательному сближению короля с вождями гугенотов. Адмирал торжествовал, раздавая улыбки еще вчерашним врагам, которые сейчас скрипели зубами от желания занять его место подле трона, но король смотрел только на гугенотов и лишь им раздавал приветственные улыбки. Итогом совещания, едва не превратившегося в дружеский обед, стали взаимные объятия на виду у всего двора. - Отец мой, - почти нежно и с вдохновением Карл XI прижал к груди старика, облобызав его в обе щеки. – Позвольте мне Вас так называть наедине, - и это притом, что рядом было около полусотни придворных! - О, сир, - смущенный адмирал благодарил за оказанную ему честь, в то время как кольцо придворных смыкалось все плотнее, угрожая жизни короля. Лувр гудел, как растревоженный улей, а Карл IX улыбался. Столь порывистый и несдержанный по своей природе, он вдруг стал загадочен и скрытен. Окружение короля не знало, что и подумать. Не то радоваться, не то молиться о добром исходе затишья, которое, как известно, бывает перед бурей. А король все улыбался. Был любезен и мил с дамами. Учтиво кивал сановникам, в обед послал принцессе Маргарите в подарок маленькую обезьянку, из тех, что вошли недавно в моду; осведомился о здоровье братьев и удалился отдохнуть перед балом, который давали в честь партии протестантов… Спустя пять часов придворные вновь имели счастье лицезреть своего короля. На сей раз он был почти мрачен. Темные круги залегли под глазами, походка нетвердая, черты лица заострились, а вот туалет Его величества, вопреки настроению и самочувствию, был безупречен. Багровый бархат колета оттенял золотой атлас в прорезях рукавов и на пуфах коротких штанов Карла IX. Тонкое, удивительной работы шитье в виде переплетающихся лоз с заливающимися пением соловьями, украшало рукава и высокий воротник. Багровый бархат, близкий по оттенку к цвету засохшей крови, штормил своими складками, отбрасывая на лицо короля недобрые тени и придавая коже нездоровый вид. В воздухе запахло грозой. Но чем ближе был зал, в котором проходило торжество, чем чаще королю встречались прелестницы, застывающие в изящных реверансах при виде суверена, чем больше попадалось на глаза деятелей протестантской партии, тем быстрее разглаживались вертикальные морщины на королевском челе, глаза Карла начинали сиять, а на губах, в конце концов, появилась добродушная улыбка. Тучи рассеялись, ветер утих… А хмурость короля списали на мигрени, которые так часто имели обыкновение его тревожить. Нарушая этикет, Карл взмахом руки приказал распорядителю не прерывать танцы объявлением, и сразу подошел к адмиралу, чтобы обнять и прижать его покрепче к сердцу. Взгляд короля подметил все – пышность, с которой разоделось дворянство в честь праздника, воркующих дам, смешанные парочки из католичек и гугенотов, и наоборот; брата, приглашающего на танец Катрин де Монпансье и прочие детали. Вежливо и с сыновьей почтительностью извинившись перед «отцом» за то, что покидает его, король Франции отошел от партии гугенотов, чтобы подойти к человеку, чье мнение он совсем недавно стал ценить, как свое собственное. Это был тот редкий случай, когда сильный мира всего принимал правду всю, как она есть и даже платил за нее. - Ну что, Шико, мой добрый друг, – взгляд короля, блуждая, прошелся по толпе богато разряженных придворных и устало лег на лицо лейтенанта Антуана д’Англярэ, - вот наступил очередной акт пьесы под названием жизнь. Смотри, - Карл положил руку на плечо гасконца, чтобы развернуть его торсом в сторону Колиньи, - как они радуются, а ведь их победа в том, что мы оплошали в Сен-Жермене. А этот, - король хмыкнул, глядя на своего брата, имевшего репутацию любимчика у Екатерины Медичи, - распушил перья; играет роль любовника, тогда как все его мысли о моем троне. Нет, Шико, всем здесь только дай волю, и они вырвут мне горло, - Карл с силой сжал левой рукой, не выпуская из правой плечо Антуана, свое горло, вперив полубезумный взгляд в пустоту, - чтобы напиться моей крови. Нет, - улыбка коснулась губ мужчины, а шепот его был страшен, - нет. Я не доставлю им такого удовольствия. Король здесь пока что один. И это – я! Перейдя, таким образом, от сильнейшего напряжения к расслабленному смеху, благодаря которому король и его приближенный оказались в центре всеобщего внимания, Карл улыбнулся. - Не обращайте внимания, господа. Наш безумец* вновь говорит мне правду и, смерть Христова, она меня веселит. Повернувшись к придворному, король шепнул ему на ухо. - Не покидай меня сегодня, иначе я умру со скуки. *игра слов, chicot (старофранц.) – безумец, буян.
Катрин де Монпансье: Генрих Анжуйский Сестрица Гизов герцогиня де Монпансье прибыла на бал вместе со своими братьями, хвала Господу, спасибо, что без своего супруга. Конечно, Гизы старательно пытались скрывать свои чувства относительно сегодняшних настроений: видимо, король сейчас в невероятной степени благоволит к гугенотам, а католикам эта ересь, естественно, не на руку. Возвышение партии Наваррского и Колиньи очень опасно для партии лотарингцев, и только дурак смеет рассуждать, что сегодняшний бал, устроенный за два дня до свадьбы Генриха де Бурбона и Маргариты де Валуа в честь прибытия первого, всего лишь очередное развлечение. О нет, чувствуется, много сегодня заговоров будет сплетено... не убьет ли кто-то кого-то после окончания этого торжества?... Протестанты держались отдельно; вот к осматривавшегося по сторонам Наварре и Конде подошел обласкованный Карлом IX адмирал, они заулыбались и начали шептаться. Противники держались друг от друга подальше, кланялись друг другу и тотчас же отходили. Смешивались разве что придворные дамы - католички и новоприбывшие гугеноты. Ничего, ничего, нужно немного подождать, и их песенка будет спета. «Мясник»* может сколько угодно разыгрывать комедии со своим «отцом» и «братом»**, но Екатерина де Медичи никогда не позволит сыну-королю пойти против ее планов. А ведь она разговаривала с Генрихом де Гизом, выражала свои опасения относительно Колиньи и просила его избавить ее от «Лосося»***, ставшего слишком опасным. Успокоенная своими мыслями, Екатерина-Мария де Монпансье продолжала улыбаться. Вот музыканты начали играть паванну, вот пары торжественно выстраиваются в ряды, и Катрин подумала, что она откроет бал в паре вместе со своим старшим братом, как внезапно обомлела: к ней собственной персоной приближался как всегда экстравагантно и великолепно одетый герцог Анжуйский. Сестра Гизов была влюблена в любимца королевы-матери, разумеется, прекрасно понимая, что их дома - враги и понимая, что все равно ничего не может с собой и своими чувствами поделать. И - чудо - как Генрих де Валуа узнал об этом? Что он успеет сказать де Гиз во время паванны? Итальянские глаза пронзительно смотрели на Катрин-Мари, Анжу поцеловал ее руку, и всегда замкнутая и жестокая сестрица Гизов почувствовала, что ее щеки алеют. Но, не теряя своего неизменно лукавого вида, она кинула на принца заинтересованный взгляд и ответила: - С удовольствием, Ваше Высочество, - не зная, каким взглядом ее проводят братья: надменным или осуждающим? - Так вы и правда мой слуга? - резко и в свойственной ей пылкой порывистой манере дернув плечам и тряхнув черными, как вороное крыло, волосами, поинтересовалась лотарингская принцесса, поправляя свое белое полупрозрачное платье с вышитыми на нем жемчужинами и вставая в первый ряд - невиданная честь - король не танцует, а, значит, бал открывает наследник престола вместе с ней, Катрин де Гиз. * - «Мясник» - прозвище Карла IX, данное ему простонародьем за взгляд ** - так называл адмирала де Колиньи и его сына Франсуа Карл IX *** - «Лосось» - прозвище адмирала Гаспара де Шатийона де Колиньи, на его гербе нарисованы лососи
Антуан д'Англяре: Карл IX де Валуа Себастьян-Антуан де Ля Рош-Англяре, посвященный во многие тайны своего суверена, которому всегда служил верой и правдой, пытался отгадать, что же значат его темные круги под глазами. Ясно дело, наверняка из-за бала, ведь протестант Беарнец только сегодня прибыл в Париж, чтобы через два дня обвенчаться с Маргаритой де Валуа. Может, дело в отсутствии разрешения Папы на брак... Да, Его Величество улыбался, раздавал взгляды адмиралу и придворным прелестницам, но - Кровь Христова - Себастьян готов был биться об заклад, что на душе его неспокойно и даже мрачно. Вот, даже паванну не пожелал открыть. Разгадка пришла со словами «вот наступил очередной акт пьесы под названием жизнь», с лейтенантом Карл IX делился своими сокровенными мыслями, наградив д'Англяре обращением "мой добрый друг". Признаться, как рассудительны и печальны были речи монарха... шум, веселье, вино, ужимки фрейлин и радостные лица гугенотов - всего лишь мишура, главное, смысл. А Антуан, похоже, теперь его знал. Смотри, как они радуются, а ведь их победа в том, что мы оплошали в Сен-Жермене. - Они думают все же суметь обратить принцессу де Валуа в свою веру... - хмыкнул Шико. - Что же касается герцога Анжуйского: а не надумал ли он, часом, дружить с Гизами? - «раз его старший брат демонстрирует свое расположение к протестантам...» - добавил про себя лейтенант. - Милашка Анжуйский все делает в противовес! Тем временем Карл предпочел немного приврать относительно рода своего разговора с Англяре, и Себастьян-Антуан был удостоен этой чести называться безумцем. - Не покидай меня сегодня, иначе я умру со скуки. Сколько иронии было в голосе короля! Лишь только для него одного, ибо он один знал все акты и действия сегодняшней комедии наперед, бал не представлял никакого интереса. Для Шико теперь - тоже. - Буду рядом с вами, государь, - и поклонился.
Карл IX де Валуа: Антуан д'Англяре Продолжая опираться на плечо гасконца, король осматривал придворных, от которых ускользнуло прибытие августейшей особы на бал из-за невиданного своеволия - уклона от этикета. Поклоны, кивки, жадные взгляды. Воистину был прав некогда некий шут, сказав, что доля королей печальна. Вся их жизнь на виду, даже справление нужды. - Они думают все же суметь обратить принцессу де Валуа в свою веру... Карл едва заметно ухмыльнулся, поворачиваясь к мужчине. - Моя сестра язычница, каких мало. Ее боги - Купидон и Венера, а христианский Бог далек от нее так же, как Анжу от трона. Наградив среднего брата мимолетным взглядом, король, наконец, ответил на приветствия придворных. - Друзья, сегодня славный день для любви и мира. Два сердца соединяются в одно. Моя любимая сестричка и мой славный кузен. Но этот союз объединяет не только мужчину и женщину, но и всю Францию. Я счастлив, что это произошло при моем правлении. А теперь, веселимся, господа! Закончив речь, король, подавая пример окружающим, отпил вина из кубка вина и взмахом руки отдал приказ музыкантам играть громче, дабы танцы не останавливались ни на мгновение. - Пойдем, Англяре. Выпьем еще. Сказав так, король увлек лейтенанта к столам, уставленным закусками и кувшинами с вином.
Генрих Анжуйский: - Сейчас для вас, что угодно, милая Катрин, - прошептал ей Генрих на ухо, затем встал в позицию напротив и протянул ей руку для начала танца... Заиграла музыка, их руки соприкоснулись, и они начали двигаться в такт танцу. - Так чего же желает ваша светлость от этого танца? Вы так вспыхнули, когда я вам предложил свои услуги, - заломив бровь, с полуулыбкой спросил Генрих, - неужели вы желаете чего-то тайного и важного от моей скромной персоны? Они сделали несколько фигур вокруг друг друга и обменялись партнёрами. Теперь в руке Генриха лежала рука Анабель де Риволи.
Маргарита Наваррская: Ничего другого, кроме радости новость о предстоящих балах вызвать в Маргарите не могла. Но то было раньше. Сейчас мысли её были не на месте, а чувства смешаны. После памятного разговора с матерью и вечера, последовавшего за ним, когда, казалось, всё слёзы были выплаканы, а ярость вышла вместе с криками, принцессу дома Валуа терзали сомнения. Марго слишком искренне любила, чтобы променять любовь на брак с нелюбимым мужчиной. Но с другой стороны, против воли короля и матери не пойдешь; королева Жанна д'Альбре скончалась, следовательно, она, принцесса французской крови, может стать королевой. Быть может этот высший из титулов для женщины сможет сполна восполнить жертву? Не покажется ли ей унизительным быть королевой Наварры, когда её сестра Елизавета правила самой Испанией, как поступить в такой ситуации? Маргарита не знала. Поддаться на все уговоры и стать женой протестанта? Изменить своей вере? Впрочем, этот бал, устраиваемый в честь приезда короля Наваррского и его свиты, всё расставит по местам. В сопровождении своей небольшой свиты Маргарита прибыла в зал к самому началу бала, в элегантном нежного цвета платье она выглядела необычайно женственной и юной, выразительные украшения переливались драгоценными камнями, поступь была уверенной и полной кошачьей грации, в глазах же было смятение. Казалось, что вот-вот и всё разрешится. А народ тем временем заполнял зал, не заставил себя ждать, и главный герой этого спектакля - Генрих Наваррский, улыбаясь, шёл прямо к ней*. Маргарита внимательнее пригляделась, он шёл так спокойно, лицо его было так открыто, а улыбка обаятельна, что принцесса Валуа невольно поджала губу, оценочным взглядом всматриваясь в Беарнца. Приветствия прошло сухо, Марго была холодна с будущим супругом, да и состояло в общем-то приветствие из пары фраз. Он пригласил Жемчужину Валуа на танец, начальную паванну, вот где, возможно, им удастся поговорить. Маргарита чинно шагала в темп музыке, едва ли касаясь руки партнера, изящно поддерживая длинную юбку. Между ними воцарилась столь неловкая тишина, что принцесса поняла, что оба они не знают, как поступить в ситуации с браком, разговор надо было начать, и если уж король Наваррский, взяв на себя инициативу, пригласив её на танец (всего лишь дань приличия!), и считает, что дальше действовать должна дама, что ж, так тому и бывать. - А вы изменились... - прошептала принцесса, чуть наклонившись к уху Беарнца во время очередного танцевального па, не без некой радости отметив про себя, что от короля не так уж и дурно пахнет, и всё не так ужасно, сколь нарисовала это себе Марго. * согласовано.
Франсуа Алансонский: Тут на бал прибыл запоздалый принц Франсуа. Он деловым шагом подошел к толпе, приостановился, присмотрелся ко всем. Принц взглянул на братьев: короля и его нелюбимого брата Генриха Анжуйского. Алансонский подошел к королю и произнес: - Как вам вечер, сир? Надеюсь, устраивает вас? Когда произносил, при этом думал о протестантов. С одной стороны, у них были общие интересы захватить власть, с другой, принц был католиком, а как всякий католик недолюбливал гугенотов. И тут он увидел короля Наварского. Для приличия решил подойти и к нему. - Приветствую, Ваше Величество, как вам бал? - спросил Алансонский. Потом он подошел к Анабель де Риволи. Она его заинтересовала. У неё была особенная улыбка, по крайне мере ему так показалась. Вначале он долго смотрел на неё, беседуя с королем. После наблюдений решил подойти. Принц произнес: - Сударыня, не доставите мне честь потанцевать с вами? - говорил ласковым голосом Франсуа.
Карл IX де Валуа: Перешептываясь о чем-то с лейтенантом Антуаном д'Англярэ возле одного из столов с богатыми закусками, король не сразу заметил появление младшего брата. Взгляд Его величества лениво скользил по танцующим, отмечая сложившиеся пары, изящные движения, блестящие взоры, подернутые поволокой или, напротив, тусклые, невыразительные; от глаз короля не укрылось и то, как Генрих Наваррский пригласил свою невесту на паванну. - Взгляните, мсье, - не в силах сдерживать себя, его величество со всей силы дернул себя за ус, - как милуются наши новобрачные. Папа может пойти против политики, но что он будет делать с любовью? - Приветствую, Ваше Величество, как вам бал? Появление Алансона, невзрачной тени Анжуйского, никак не взволновало Карла. К кому, к кому, а к этому своему родственнику он испытывал только сожаление и сочувствие, к которому примешивалось некое чувство гадливости и осторожности. Очевидно, Алансон был в курсе отношения к себе, и потому после смазанного приветствия поспешил скрыться с глаз. Король наградил младшего брата лишь невыразительным кивком и повернулся к нему спиной, едва последний ретировался. Младший, а, стало быть, самый далекий от короны. Стоило ли волноваться о нем? - Да, мадам, - не прошло и минуты, как Карл IX оказался в окружении протестантов и их, стоит отметить ради справедливости, хорошеньких жен. Даже скромные одежды не портили обаяние дам. - Да, непременно, будьте покойны. Ваш сын получит место при дворе. Кажется, моей матушке нужен был паж... Давая обещание пристроить чьего-то первенца, его королевское величество краем глаза оценил сегодняшний наряд и поведение принцессы Маргариты. Она была дивно хороша, эта маленькая чертовка, из-за которой сходил с ума весь Лувр. Только при мысли об этом губ Карла коснулась улыбка и он вернулся к прерванной беседе о том, каким боком вылезет стране внутренний раздор...
Генрих Наваррский: Итак, героем сегодняшнего бала был он. Этот бал был в его честь, его невестой стала самая прекрасная девушка во Франции, сейчас ему в лицо все улыбались. Но Генрих прекрасно знал, что это все - ложь. Все эти люди не испытывали к нему любви. Он для них был чужим, он был человеком иной веры, и наверняка от него потом потребуют принять католицизм. И даже тогда ему нельзя давать слабину - он должен быть всегда начеку - чтобы выжить и заставить своих будущих родственников уважать его, относиться к нему, как подобает. Войдя в зал, король Наваррский сразу увидел Марго - свою невесту. Они должны были открывать бал. Изобразив самую приветливую улыбку, Генрих подошел к Марго и пригласил ее на танец - паванну. Танец начался. И начался маскарад - так его называл про себя Генрих. Услышав слова Марго, обращенные к нему, Генрих понял, что тишина между ними слишком затянулась. - Изменился? - переспросил Генрих. - В худшую или лучшую сторону, сударыня?
Анабель де Риволи: Изабель д'Аркур, Клод де Монферран, Франсуа Алансонский, Генрих Анжуйский Бал в этом отдельном мире, что звался Лувр, располагавшемся в не менее удивительном мире по имени Париж, что находился во Франции, воистину был великолепен и примечателен тем, что католики и гугеноты впервые встретились под одной крышей в честь обоюдного мира, а не не поле битвы. В воздухе смешались ароматы духов, ежесекундно кто-то кого-то приветствовал, раздавались кокетливые женские смешки. Придворные были пышно одеты, даже чопорные гугенотки не казались монашками; сначала удивленно смотрели католики на протестантов, разве что стараясь скрыть свои усмешки и отвращение, но вот уже самые неприхотливые люди, далекие от мыслей о религиозной борьбе, образовывали смешанные парочки, знакомились и даже вовсю флиртовали. Начало вечера в Лувре перед танцами мадам де Риволи проводила, конечно же, в обществе своей извечной подруги Изабель д'Аркур и ее брата кардинала Клода де Монферрана. Анабель была в бело-бирюзовом платье, к которому подобрала бирюзовое ожерелье. - Это прекрасно, что ваш супруг, герцогиня, не почтил нас всех сегодня своим присутствием, - тихонько, чтобы кардинал де Ла Бом этого не расслышал, шепнула Анни на ухо Иззи. Впрочем, в остальном вдова не стеснялась присутствия Клода де Монферрана и обсуждения с подругой всех и вся. - А вот и король! - заметив входящего Карла IX, герцогиня де Риволи привлекала к персоне Его Величества внимание мадам д'Аркур. - И сразу же к адмиралу... Смотрите, государь его прилюдно обнял! А вон наш жених, Генрих Наваррский. Фи, да он принцессе Маргарите совсем не пара. Невысокого роста, кудрявый, всего лишь улыбчивый мальчишка. Вот со статным величественным герцогом де Гизом Маргарита смотрелась бы великолепно. А вы что думаете, Изабель? К сожалению, Изабель де Ла Бом не успела сообщить Анабель свое мнение* (впрочем, можно было держать пари, что сестра кардинала бы полностью поддержала свою подругу, разве что добавила парочку искрометных замечаний). Началась паванна, и все дальнейшие разговоры и прерванные беседы будут после нее. Как раз тогда, как Изабель только-только хотела озвучить свое мнение**, в кружок де Монферранов и Анабель де Мейль вторгся герцог Алансонский, пригласив Анабель на первый танец. - Сударыня, не доставите мне честь потанцевать с вами? - Буду рада, Ваше Высочество, - пытаясь невозмутимо держаться, ответила вдова герцога де Риволи, с волнением для себя подметив неодобрительный взгляд кардинала де Монферрана***. Не слыша ехидного хихиканья Иззи, но ощущая его, Анабель подала свою руку младшему принцу де Валуа, грациозно пересекая зал, чтобы встать следующей парой. «Я уже представляю, что эта чертовка мне скажет после паванны! Нет-нет, это ничего не значащий танец с Его Высочеством. Главное, чтобы я не заинтересовала мадам Медичи этим танцем с Алансоном. Эх, Франсуа, Франсуа, как же вы меня подставляете, не хотела бы я, чтобы ваша матушка приказала бы мне стать после сегодняшнего вечера вашей любовницей... Я даже уверена, что Франсуа де Валуа и не знает, как меня зовут, ведь все, чем я могу прославиться - это лишь дружба с этим адским созданием и ее благочестивым братом! Впрочем, о кардинале. А он-то какое отношение имеет ко мне, почему на меня смотрел так ревниво, когда ко мне приблизился принц, будто бы он мой покойный супруг?!» Перед Франциском Алансонским, согласно правилу знатности, должен был быть герцог Анжуйский и король. Но Карл IX танцевать не пожелал, и посему щеки мадам де Риволи с гордостью поалели, когда она поняла, что она во второй паре после открывающего бал наследника престола! С удивлением Анабель узнала в даме Генриха Анжуйского Екатерину де Монпансье. Почему именно она, эта дерзкая сестрица Гизов? Фрейлины королевы-матери быстрее кого-бы то ни было узнавали все сплетни, и чаще всего они оказывались достоверными. Прознали они и то, что сестра великого Гиза не устояла перед обаянием Анжу, что долгое время был увлечен товаркой Анабель Рене де Шатонеф, но вот уже умирает от любви к Мари Клевской. А одна фрейлина рассказывала, что слышала то, как Монсеньор умолял мать жениться на Мари. Так неужели герцогиня де Монпансье - всего лишь ширма этого вечера? «Сколько всего нужно рассказать Изабель! А эта медленная паванна так долго тянется!». Хотя, надо признать, де Мейль было очень приятно для своей гордыни ее танцевать с Алансоном. Выполняя совершенно незамысловатые па, Анабель с торжеством отыскала подругу - о, та совсем вдали танцевала с каким-то кавалером. Мелькнул красный подол... Да это ж кардинал де Монферран!**** Однако, однако... какой позор открывать бал блистательной Иззи со своим же собственным братом! Анни едва удержалась от того, что не рассмеяться. Самым лучшим (и единственным, по мнению герцогини де Риволи) моментом паванны был обмен партнерами. Фрейлина подала свою руку герцогу Анжуйскому, Алансонский повел дальше свою новую партнершу Катрин де Монпансье. Тут-то Анабель, не сдержав своего лукавства и некоторой доли наглости (о, Монсеньор славился своим великодушием к женщинам и не мог не простить вдове эту маленькую выходку), выпалила: - Ваше Высочество, ответьте на вопрос: что вам нравится больше - присутствие полумесяца в гербе или отсутствие такового?***** *, **, ***, **** - согласовано с игроками ***** - оперирование геральдическими фактами: на гербе принцев де Конде на синем фоне изображены три желтые лилии, посередине - красная перевязь. На гербе де Бурбонов-Монпансье - все то же самое, только в этой красной перевязи присутствует серебряный полумесяц. Тут явный намек героини де Екатерину де Монпансье и Марию де Конде.
Генрих Анжуйский: Генрих выдохнул с облегчением и даже злорадством, передав руку Катрин де Монпансье своему младшему брату, пусть теперь помучается с этой дьяволицей. С Анабель де Риволи было гораздо интереснее пообщаться, матушкина сплетница уже наверняка вне себя от распирающего любопытства и желания поделиться своими домыслами с подругами, судя по всему Франсуа оторвал её именно от этого занятия, а женщина, недорассказавшая сплетню, подобна тигру на охоте. Он даже не успел ничего ей сказать, как она с ходу выпалила свой вопрос. Генрих прекрасно понял намёк Анабель и решил продолжать разговор в том же ироничном стиле, подливая масла в огонь её любопытства; он слегка улыбнулся, исполняя очередное па, и с весёлым прищуром ответил: - В тёмную ночь гораздо легче любить друг друга, чем при свете луны. Хотя вы должны знать это не хуже меня, моя милая мадам.
Маргарита Наваррская: Генрих Наваррский Король Наваррский умело вел Маргариту в танце, удивительно, как он только научился танцевать в своём Нераке? Принцесса Валуа же словно вновь попадала в свою стихию. С детства музыка и танец были для неё неделимы, эта определенно ещё одна страсть Маргариты была едва ли не самой сильной, ибо только в танце, за ненавязчивой беседой с партнером или же без оной, она могла забыться, быть безрассудной, дерзкой и смелой. Собственно, такой она была и в жизни, но только в танце она была до кончиков пальцев собой, даже если пыталась что-то от кого-то скрыть, показаться иной, она всё равно оставалась собой. И яркие, экспрессивные, неудержимые нотки музыки полностью отвечали темпераменту этой девушки. Впрочем, даже в таких спокойных и умиротворенных танцах принцесса черпала своё вдохновение и энергию, с упоением и неповторимой легкостью скользя от одного партнера к другому, паря, делаясь словно невесомой, неслышимо касаясь каблуками туфель каменного пола. Изредка выходя из того счастливого танцевального забвения, Маргарита Валуа оглядела присутствующих и танцующих, ненавязчиво покосившись на своего партнера. - Вы просто изменились, что и не удивительно, зная, сколько лет мы с Вами не виделись, - бесстрастно ответила Марго, её раздражали эти фамильярные обращения вроде «сударыня» - почти всё детство она провела рядом с Анрио, а сейчас они общаются, словно впервые в жизни знакомы? - Однако, давайте сразу поговорим о том, что более всего волнует и меня и, вероятно, Вас. Что Вы ждете от этого брака? – Маргарита собственноручно свела всю волнующую атмосферу танца на деловой разговор, и обреченно вздохнув, утешая себя тем, что впереди ещё очень и очень много танцев, на которых она точно не будет стоять в стороне. А иначе где ещё поговорить?
Генрих д'Ангулем: Карл IX де Валуа Шевалье д'Ангулем, внебрачный сын предыдущего монарха и сводный брат ныне царствующего короля, прибыл в Париж пару дней назад к свадьбе сестры Маргариты и Беарнца, кою никоем образом не одобрял, считая это постыдное торжество чем-то противоестественным. Но, конечно, не простое желание поглядеть на прекрасную Маргариту де Валуа, идущую под венец с этим проклятым гугенотом, привело Генриха Ангулемского в Париж, а, естественно, важные дела, касаемые провинции Прованс, губернатором которой являлся Анри. Явившись на бал опрятным, гладко выбритым, в золотом камзоле, держась уверенно и элегантно, поймав уже несколько удивленных взглядов «как, бастард-провинциал вновь вернулся?», Ангулемский, пропустив для себя парадный танец-шествие паванну, решил прямиком направиться к Карлу IX (король не изволил танцевать лично), дабы выразить свое почтение и заверение в безграничной преданности. И это отнюдь не было пустыми дежурными жестами - Генрих де Франс действительно уважал своего царственного сводного брата и имел честь зваться его ближайшим другом и находиться в его ближайшем окружении. Чего только стоит та история с любимой сестрой Карла де Валуа Маргаритой, когда, рассвирепев, государь велел сводному братцу убить любовника Маргариты Генриха де Гиза. Карл IX находился у стола с закусками. Стараясь перекричать звуки музыки, шевалье довольно громко и внятно произнес в тот момент, когда государь развернулся в его сторону: - Ваше Величество, мое почтение! - сделав все положенные поклоны, Генрих Ангулемский-Валуа замер, ожидая первых слов короля. Как он примет сводного брата?
Карл IX де Валуа: Генрих д'Ангулем Подогреваемые самым человеческим из всех человеческих качеств – тщеславием, протестанты и вовсе оттеснили от короля придворных-католиков. Гасконский говорок заглушал плавную парижскую речь. Куда бы король не посмотрел, он всюду видел приближенных адмирала Колиньи и юного короля Наваррского. И с кем бы король не встретился взглядом, он тут же дарил этому человеку искреннюю улыбку. Как бы странно это не прозвучало, но его величество внезапно поддался южному обаянию и дал себе волю расслабиться. Попивая красное вино, Карл IX с удовольствием выслушивал анекдоты двора Нерака, при этом опираясь о плечо юного Колиньи. - Ах, господа, ваше прибытие подобно порыву весеннего ветра. Столь оживляюще на меня действует новое общество. И почему раньше я им пренебрегал? - Сир, - осмелился подать голос один из приближенных к королю Наваррскому, - быть может, тому виной ее величество королева-мать и герцог де Гиз? - Быть может, - Карл смерил наглеца внимательным взглядом, но тут же весело рассмеялся, словно пытаясь разрядить обстановку. – Матушка настороженно относится к гукносам*, - и, заметив обиженное недоумение на лицах вокруг, король еще шире улыбнулся. - Простите, господа, но отныне все прошлое стало шуткой. Неуверенно, но без малейшего шанса на отступление в этой неловкой ситуации, протестанты рассмеялись в тон королю, отсалютовав бокалами. В то время как католики, услыхавшие слова Карла, ехидно улыбнулись. - Ваше Величество, мое почтение! Пусть внешне король был расслаблен и счастлив. Пусть раздавал улыбки и кивки, но внутренне Карл был словно сжатая пружина, готовая выстрелить в любой момент. Склонный к депрессиям, сомнениям и истерикам, обладатель расшатанных нервов, Карл IX был на грани скандала. В голове молодого короля роились сотни мыслей и подозрений. Своим блуждающим взглядом он изучал и прощупывал каждого вокруг себя, а окружали его на данный момент одни враги, лишенные страха, но подстегнутые королевскими милостями. Карлу не раз говорили, что протестанты спят и снится им его смерть, но сейчас он видел их совсем в другом свете – обычными людьми, которые с улыбкой стараются завоевать его внимание, подобно другим придворным, преданным католической вере. Так кому же верить? Зря он не пошел танцевать. Зря не избавил себя от лавины мыслей и чувств. Но как же удачно подвернулся Ангулем, спасая короля от него самого! - Ба! – король широко расставил руки и медленно направился к брату, рассекая толпу протестантов, как горячий нож брусок масла. По залу разнесся недовольный шепот, но разве станет Валуа обращать внимание на тех, кто ниже его? - Ба, да это же Генрих! И не дожидаясь ответа от сводного брата, король заключил его в свои объятия, тут же отстраняя от себя, чтобы как следует рассмотреть родича. - Вы нашли для нас время, герцог, - Карл шутливо пожурил родственника. - Как поживает наш славный Прованс? * По одной из версий происхождения слова “гугенот”. Ко двору короля Франциска I прибыла делегация из Германии, чтобы походатайствовать за преследуемых во Франции лютеран. Свою речь их делегат начал фразой: “Huc nos venimus...” ("Мы сюда пришли...") Это начало так развеселило всех придворных, что германских посланников сразу же стали называть “гукносами”. Немного позднее это прозвище распространилось на всех лютеран и кальвинистов, последовательно переходя в формы “гугнот” и, наконец, “гугенот”.
полная версия страницы